Конкурс 2010

Сергей Петров, Россия

Одной из самых любимых мною книг является седьмой том сочинений К. Чапека, чудом оставшийся от полного собрания сочинений. Мой отец, как замредактора районной газеты, имел привилегированное право подписываться на полные собрания. Остальные тома разошлись в неизвестном направлении, и следы их уже не отыскать. Том содержит в себе произведения малого жанра: очерки, статьи, эссе, побасёнки, юморески, апокрифы. В общем, то, что Чапек написал во время работы в газете Лидове Новины в период с 1921 года до конца жизни. И хотя я читал и Войну с саламандрами и Обыкновенную жизнь, Жизнь и творчество композитора Фолтына, но тянет меня к публицистике Чапека. Действительно, его опыт трудно переоценить. Он нужен как начинающему, так и продвинутому в своём деле журналисту. Вот и я не чужд писательскому ремеслу, и выступая в СМИ, использую опыт Чапека – журналиста.

Эту книгу я люблю и за то, что мой отец обращался по долгу службы к коллеге Чапеку, и за её нежно-розовый цвет и за то обаяние и магнетизм, которые вообще свойственны этому чешскому писателю. Благодаря публицистике Чапека я могу побывать в любом районе Праги, посидеть вместе с чешскими писателями в кафе Унион, посетить футбольный матч, спектакль, концерт, выставку, окунуться вглубь веков. О всём этом Чапек пишет светло и ясно с неподражаемым юмором, здоровой долей цинизма и сарказма.

Седьмой том Чапека является для меня путеводителем по всей Чешской, Европейской, да и вообще мировой истории. Чапек выступает в роли репортёра и публициста, юмориста и памфлетиста, литературного и театрального критика, историка и филолога. Каких только лиц и событий здесь не найдёшь. Чапек касается лиц и событий, существовавших до нашей эры, а также периодов от Иржи Подебрада до Реформации, от Возрождения до Австро-Венгрии и современной писателю эпохи. Давно забытые литературные, музыкальные, театральные, спортивные кумиры, духовные течения оживают для меня в очерках и эссе. Воскрешающее воздействие публицистики Чапека ещё и в том, что он воссоздаёт в немногих, но ёмких и сильных чертах характер и содержание той или иной эпохи.

Например, в статье «40000» за 1923 год Чапек пишет, что на матче Спарта-Селтик было 40000 зрителей. Разве это не характерный знак того времени? Хотя статья посвящена не столько этому событию, сколько скрывающемуся за ним становлению современной массовой культуры с элементами массового психоза. Чапек сам был однажды на стадионе, и наблюдал атмосферу, царившую на футбольном матче, после чего зарёкся присутствовать в такой ситуации. В качестве сравнения журналист приводит заметку из рубрики Искусство: Выставка пользуется необыкновенным успехом – на сегодняшний день её посетило более 1000 зрителей. Или премьера Дон – Карлоса: Несмотря на пышные костюмы, театр был полупустой. Почему пустуют залы? Задаётся вопросом Чапек и отвечает: Считается, что в театрах, на концертах, выставках пусто потому, что туда никто не ходит. Всё наоборот. Туда никто не ходит, потому, что там пусто. Там чересчур просторно. Там нужна обстановка, близкая той, что на стадионах. И в качестве примера приводит Пражскую рождественскую ярмарку. На ПРЯ куча народу не потому, что там что – то отличное от витрин магазинов, а потому, что там толпа.

Как происходит профанирование человеческого сознания современной массовой культурой, Чапек описывает в очерке «Как делается фильм». Чтобы извлечь максимальную прибыль, нужен сценарий, который затмит все боевики сезона. И поэтому в основе такого современного и технически совершенного продукта цивилизации лежит нечто столь древнее и технически примитивное, как литературный вымысел. При этом литературное произведение усложняется, дополняется, сценарист добавляет специальные эффекты и в конце концов оно теряет первозданный вид. Вот, например, престарелая писательница Покорная – Подгорская получает предложение на экранизацию своего романа «В разгар лета» о любви городской девушки и молодого охотника. С юмором описывает Чапек, как городскую девушку сделали дочерью американского миллионера, а охотника инструктором лыжного спорта. В итоге фильм получил название «Зимой в горах». С точностью до деталей в очерке описывается, как происходят съёмки, строятся декорации, что происходит в мастерской. Начали: говорит, наконец режиссёр. Но приходится подождать, пока в мутном небе пролетит самолёт, провожаемый укоризненными взглядами присутствующих. Потом надо подождать, пока кто-нибудь прогонит мальчишек, затеявших за забором игру в футбол. К сожалению, съёмку приходится повторить, потому что в этот момент с грохотом обрушилась часть декораций.

И вот долгожданный момент премьеры. Увы, она заканчивается провалом. Профетический дар Чапека предвидел, что будет изобретена машина, которая сыграла бы скорее и экономнее, чем актёры, играющие вручную, кустарно. И в самом деле, с помощью компьютерных и ИТ в кинематографе вместо живых людей могут сыграть люди и другие существа, созданные в виртуальном мире. Компьютер может воспроизвести любой эффект на экране.

В очерке «Как ставится пьеса» Карел Чапек описывает, как перекраивается всё, что накропал автор.

- Я, видите ли, представлял себе этакую тихую камерную пьесу, - говорит автор.

- Это не годится, - Её надо подать совершенно гротескно, - отвечает режиссёр.

- Клара – запуганное, беспомощное существо, - объясняет автор пьесы.

- Откуда вы взяли? Клара – ярко выраженная садистка, - возражает режиссёр.

Режиссёр придумал собственную трактовку и терзается тем, что автор своей пьесой, собственно говоря, мешает ему. Ведь он то режиссёр, ставит прекрасный спектакль, которому жестоко угрожает автор, врываясь в него со своим непотребным и нелепейшим текстом. Лучше всего, вероятно, была бы пьеса без автора, без текста, да пожалуй и без актёров, потому что всё это только мешает. Творчество режиссёра тяжело и трагично, ибо он стремится создать нечто лучшее, чем то, что написано, поставлено и сыграно.

Театральное ремесло не легче военного. Прежде чем выбрать актёрскую стезю, Чапек советует испытать выносливость своего организма, ибо актёра, который играет, ожидает множество терзаний. Но актёр, который не играет, терпит несравненно худшие муки. Напряжённая и аварийная атмосфера царит среди художников, декораторов, костюмеров, в столярке, парикмахерской. Невозможно без улыбки читать, как краска прямо из вёдер выливается на полотно и размазывается малярной кистью, а на сцене всё это выглядит как великолепный бархат или дремучий лес. Увидел бы это Рафаэль.

Сложный и хаотичный процесс репетиций завершается скандалом на генеральной репетиции, что является добрым знаком. Считается, чтобы премьера прошла гладко, на генеральной репетиции обязательно должен быть скандал.

И вот премьера. Чапек пишет, что на премьеры приходят люди, гонимые подсознательным садизмом. Им приятно насладиться волнениями актёров, муками автора, агонией режиссёра. Это – кровожадное наслаждение муками и тревогой обречённых. Во время премьеры возникает гибельный момент. Кларе подают не ту реплику. Хоть бы паника, что ли возникла в театре. Что если встать и крикнуть: «Пожар». И только находчивость Клары выручает положение.

Карел Чапек был связан с театром не только как драматург, но и как театральный критик и администратор, заведовал репертуарной частью Пражского городского театра на Краловских Виноградах. Он знал весь закулисный мир театра. Есть в очерке и конкретные приметы театральной жизни тех лет. В изображении режиссёров могли узнать себя художественный руководитель Виноградского театра Ярослав Квапил и главный режиссёр пражского Национального театра Карел Гуго Гилар. Цикл «Как это делается» завершается очерком «Как делается газета». Здесь тоже несоответствие между тем, что написано в детективе или снято в фильме и тем, что происходит в редакции. В детективном романе молодой репортёр, например, Дик Говард из «Стар» садится в автомобиль и устремляется в погоню за преступниками и, наконец, настигает. После чего звонит в редакцию и просит оставить для него всю первую полосу. В жизни обычно репортёры не располагают собственным автомобилем и не устраивают погони за преступниками. Наибольший риск в их работе – это как бы не вышло неприятности со стороны редактора.

Чапек пишет, то, что газета выходит несмотря на то, что ротационная машина сработалась вконец или всю редакцию свалил грипп, это вечное чудо, неведомое читателю, но достойное тихого и благоговейного преклонения. Работая в газете, Чапек выяснил, что каждый журналист был когда-то медиком, инженером, юристом, сотрудником торговой палаты или ещё кем-нибудь, но по тем или иным причинам оставил прежнюю профессию. Журналистами, как и актёрами или политическими деятелями становятся люди самых разных профессий, оказавшиеся на бездорожье. Сам Чапек очень дорожил работой в газете. «Работу в газете я считаю великим благом: она заставляет меня интересоваться всем на свете – политикой, экономикой, спортом, последними новинками и т. д. Такое весьма широкое общение с жизнью полезно человеку, проводящему за письменным столом шесть – восемь часов ежедневно» - говорил Чапек.

Мастерство журналиста Чапека заключается не только в том, что он должным образом реагирует на общезначимые события. И незначительное происшествие он преподносит как нечто неординарное. Вот, например, в статье «Загадочное происшествие» он описывает, что увидел зимним утром из окна своего дома. Из его окон открывался вид на крыши соседних домов. А увидел он там недопитую пол-литровую кружку пива. Ни трубы, ни лестницы, ни слухового окна, ни кровельщика. Одна голая крыша. Писатель нарочно решил дождаться, кому принадлежит кружка с пивом. И отлучившись только за сигаретой, обнаружил, что кружка уже пустая стоит на прежнем месте, а пена стекает по стенкам. Его отвлёк почтальон, а когда Чапек вернулся, кружки не было. Кружка была на крыше рассудку вопреки. Крыша была пуста. «Думаю, у каждого есть в памяти такая вот кружка на крыше, бессмысленная, необъяснимая и дурацкая, пустая склянка, загадочная как рождение Будды», пишет в заключение журналист.

То, о чём современные эзотерики наперебой пишут в своих книгах, Чапек просто и доходчиво объясняет в своих этюдах. Существуют приметы, которые исполняются с роковой неизбежностью, - пишет он в этюде «Приметы». Есть предзнаменования, которые судьба посылает нам в виде предостережения. Не нужно быть суеверным, надо быть просто начеку, когда день начинается плохо. Потому что неприятности приходят скопом. День, ознаменованный дурной приметой принесёт неудачи, срывы посрамления. И есть день подаренный судьбой, в который всё решается легко и непринуждённо. Он обеспечен добрым предзнаменованием. Мой личный опыт говорит о том же самом.

Жизнь человеческая управляется по законам, которые не подчиняются естественному порядку и научному объяснению. И таких законов не перечесть. Тысячекратно проверен закон вредности: то. Что не нужно, всё время попадается на глаза, но как только оно становится нужным, его нет, как нет. Такой же закон непредвиденного третьего. Мы предполагаем, что получится или так, или этак, а получается и не так и не этак, а совершенно иначе, как мы и представить себе не могли. Или ещё: закон роковых совпадений. Год не встречаешься с господином Х. вдруг, чёрт бы его побрал, столкнёшься с ним семь раз на дню. Год не ходишь на Сеноважную, а тут, хочешь не хочешь, очутишься там семь раз кряду. События имеют неприятное свойство громоздиться одно на другое. Судьба одержима манией повторов.

Даже самые малые неприятности – дело рук таинственного промысла, поэтому надо отдаваться ему покорно и стрепетом, пишет в заключение Чапек.

По апокрифам Чапека можно совершать исторические экскурсы в античную, библейскую и европейскую историю. Этот литературный жанр довольно редко используется современными писателями. Чапек обратился к этому еретическому виду литературы, и, развивая опыт Вольтера, Франса, Шоу, создал жанр иронического рассказа на библейский, античный, легендарный, исторический или литературный сюжет, так или иначе опровергающий привычные, традиционные представления об излагающихся. фактах. Например, в апокрифе «Пан Гинек Раб из Куфштейна» в сжатом виде описывается весь период правления Чешским королевством Иржи Подебрадом. Его визит к польскому королю Казимиру 4-му, посольство в Рим к папе Пию 2-му, посольство к французскому королю Людовику 11-му. Речь идёт также о чешском полководце Яне Жижке и о чашниках. Гинек Раб обсуждают за бокалом вина с тестем Янеком Хвалом события своей эпохи. Надо сказать, что разница между их официальной трактовкой и позицией по отношению к ним Гинека Раба довольно существенная. Радикально настроенный Гинек Раб критически относится к политике, проводимой Иржи Подебрадом. Князь мира! Ещё бы за свой трон трясётся. А его на троне и не видно было бы, не подкладывай он три подушки под зад – недовольно фыркает Гинек.

В апокрифе «Наполеон» я вижу великого полководца, в котором скрыт ребёнок. Император предаётся воспоминаниям о своём детстве, в котором он всегда был предводителем то разбойников, то капитаном полицейских. Наполеон признаётся: В глубине души мужчины никогда не перестают быть мальчишками. Разве может, кто бы то ни было быть императором всерьёз? Он неуверен в себе: вдруг это когда - нибудь обнаружится, что он всё ещё тот маленький Полио.

В апокрифических миниатюрах Чапек обыгрывает также сюжеты из древнего Рима, Греции, Библии, литературных произведений, например, Илиады и Одиссеи. Но не всегда эзопов язык апокрифов обходил цензуру. Так, в 1917 году была конфискована заметка о царе Ироде и его воинах, содержавшая иронию по отношению к армии.

А вот как журналист Чапек обнаруживает смысл слов и учит обращению с ними. В эссе «Мы и я». Часто можно услышать из СМИ, что мы выиграли или проиграли. В таких случаях лично мне так и хочется сказать: Прошу меня не припутывать. Любой может сказать: В нас живы великие заветы Гуса, но у кого повернётся язык сказать: Во мне живы великие заветы Гуса. Мы жертвовали своей свободой ради общего блага. Я же простите, не жертвовал. Пока мы приносили какие-то жертвы, я сидел дома. Я – слово обособленности, индивидуалистическое, Эгоистическое. Но у слова мы есть свой недостаток. Оно расплывчато и безответственно. Никакое мы меня не спасёт, если я ничего не сделал сам. Я – слово практическое обязывающее и деятельное, оно куда скромнее, чем мы, оно тревожно и весомо, я – это одновременно слово совести и слово действия.

Мы – нация, давшая миру Гуса, Жижку, Сметану, мы – нация Коменского. А ты пишущий и говорящий, какое отношение имеешь к Коменскому? Есть ли в этом твоя заслуга, твой вклад? Суть не в том, к какой нации мы принадлежим, а в том, каковы мы сами. Нация нуждается в людях, а не в именах.

Слово «преодолеть» так интерпретирует Чапек. Мы преодолели импрессионизм и реализм, средневековье и суеверия, Дарвина и Толстого, стиль модерн и скепсис, Вагнера и романтизм – короче говоря, нам кажется, что преодолев всё это, мы уже можем почить на лаврах. Преодолеть – всегда означает оставить позади нечто плохое. Любой преодолевает простуду, но Никто не скажет, что он преодолел пору здоровья или к примеру весну. Мы преодолели Дарвина, поскольку сейчас нас одолевает витализм, а преодолев витализм, снова будем чем-нибудь одолеваемы. Принципы, которые мы преодолели, станут через столетие священными реликвиями человеческого духа. А когда мы и сами будем преодолены, мы тоже войдём в историю, достойные и бессмертные, как само прошлое.

Слово «Правда» в повседневном обиходе обозначает нечто крайне неприятное и грубое. Кто всюду режет правду-матку, тот просто характеризует себя как грубияна, который с наслаждением вас оскорбит, хотя вы не сделали ему ничего плохого, упиваясь при этом своей славянской чистосердечностью и наблюдательностью и даже ставя себе в заслугу, что он прям и нелицеприятен как сама совесть. Говорят: сладостный обман и жестокая правда, гораздо реже жестокий обман и сладостная правда. По всей видимости, это обусловлено печальным опытом. Однако, правду творит не только опыт, но и вера, и никакой печальный опыт не способен подорвать веру в то, что правда может быть гораздо милее и слаще, чем ложь. Обычно правда руководствуется действительностью, но ещё лучше, когда действительность руководствуется правдой. Наилучшая правда, когда действительность может научиться чему-то хорошему.

Один из самых излюбленных оборотов в обиходе – превосходная степень. Самый лучший… Мы живём в мире превосходных степеней. И всё же напиток Альфа и Омега может быть наилучшим и при этом никуда не годным. Когда Лейбниц утверждал, будто мы живём в лучшем из миров, он оказывал этим всевышнему сомнительную услугу. Было бы куда полезнее, если бы он привёл доказательство, что наш мир просто хорош. Превосходные степени изобретены главным образом для того, чтобы с помощью этой увёртки избавить себя от нелёгкой обязанности разбираться, действительно ли хорошо, величественно и красиво то, что нас окружает.

Чапек точно, метко и кратко формулирует «реализм». Принципу соцреализма нас в школе обучали долгое время, но кажется никто толком и не понял его. …не кадить себе громкими словами, не оглушать лозунгами, а деловито, чётко, по-мужски делать своё дело – есть реализм. Подлинная, тяжкая и ранящая действительность заключается не в морщинах и вшивых сединах, не в лохмотьях нищего, а в том, что этот человек ждёт и хочет, чтобы ты его заметил. Иными словами, подлинная действительность – не причина и модель для живописи, а её конечная, высшая цель. Действительность надо не копировать, а создавать всеми творческими силами души и сердца, - пишет Чапек.

Как журналист и председатель чешского пен-клуба, Чапек встречался со многими выдающимися деятелями мировой культуры, побывавшими в Праге. С некоторыми писателями у него завязываются дружеские отношения. Многие помещённые в седьмом томе портретные зарисовки написаны к юбилейным датам, другие заменяют некрологи. Чапек в этих медальонах-портретах как бы приветствует гостей Праги или юбиляров, или возлагает лавровый венок, отдавая дань уважения ушедшим из жизни. С творчеством и жизненным путём большинства из них я познакомился на страницах седьмого тома.

Особенно нравится мне перечитывать медальон, посвящённый Яну Неруде «Патриот и гражданин мира». Этот гражданин мира неустанно ищет родину. Он обошёл целый свет, чтобы найти дорогу к дверям своего дома. Он испытывает потребность видеть весь мир, чтобы выделить из него свой чешский характер, свою родину, милые сердцу границы отчего края. Он возвращается на родину, сравнивая её со всем, что видел за рубежом. В этом местный патриотизм Неруды, к которому он неизменно приходит кружным путём космополитизма. И это вечно живой пример для представителей малой нации: не сидеть за печкой, ограничив свой кругозор узкими местными масштабами, не имитировать – робко и старательно – у себя дома всё, что мы узрели за его пределами, но видением и познанием света приблизиться в чувствах и мыслях к своей родине: открыть её во вселенной, на просторах мира, где «цветёт она по своему, в особенной красе». Ян Неруда – это прежде всего «Малостранские повести», преданная любовь к матери. Легенды об Иисусе и как венец всего строения – монументальный патриотизм «Песен страстной пятницы». Таков Неруда, человек, который ищет и находит свою родину на меже с Богородицкой травой. Как актуален он в эпоху глобализации, когда предаются забвению родные языки и обрываются родовые связи.

Творчество Карела Гавличека-Боровского очень нужно для тех, кто работает в СМИ. Несколько страниц из Гавличка должны бы стать обязательным ежедневным чтением наших политиков, журналистов и тех, кто по праву или без оснований говорит от имени нации. У чехов есть свой Лермонтов или Рембо – это Иржи Волькер – создатель жанра социальной баллады. Он также по кармическим причинам рано покинул этот мир, прожив 24 года, но сделать успел много. Медальоны посвящённые Петру Безручу, брату Йозефу Чапеку, Вацлаву Бенешу-Тршебизскому, Виту Незвалу, Алоису Ирасеку – всё это краткий курс чешской литературы. В книге много и других имён: католический писатель Ярослав Дурих, поэт-романтик Яромир Эрбен, известная чешская писательница 19 века Божена Немцова, автор повести «Бабушка» и другие. Есть медальоны, посвящённые Пушкину, Толстому, Горькому, Драйзеру, Голсуорси и другим писателям, чьи думы владели образованным миром в прошлом столетии.

Много страниц посвятил Чапек русскому искусству. Под заголовком «Москвичи в Праге» в газете Лидове Новины печатались его заметки и рецензии, посвящённые пребыванию в 1921 году качаловской труппы МХАТ, которая дала 50 спектаклей. Когда мы изучали Горького, я вовсю использовал материал любезно предоставленный мне Чапеком. Благодаря этому сочинение по пьесе На дне у меня было оценено на отлично. Тут есть актёр-алкоголик (Н. Г. Александров), совершенно опустившийся, уже совершающий путь смерти. Есть Барон в исполнении В. И. Качалова, вероятно самого блестящего из москвичей. Есть и Сатин (Н, О. Масалитинов) – широкая и ленивая натура, вор Васька-Пепел (П. А. Бакшеев), удалец сорвиголова, который вместе с Василисой (В. М. Греч) продемонстрировал одну из вершин актёрского мастерства. И ещё Квашня (Е. Ф. Скульская) – шумная, весёлая тётка, такая народная в своём визгливом хохоте. Очевидно, одно из таинств игры москвичей – бесконечный труд и дисциплинированность, стирающие малейшие следы нарочитости. Но второе их таинство – это то, что они создают искусство полнокровно национальное, играют свою собственную Россию. Индивидуальное мастерство, продемонстрированное Качаловым, Бакшеевым, Павловым и другими, было лучшее, что вообще можно было увидеть на сцене.

?-й том Чапека это энциклопедия общественной и политической жизни ушедшей эпохи. Чапек учит писать. Мне постоянному внештатному сотруднику СМИ он очень нужен Чапек-журналист. Обширная тематика, непревзойдённый юмор, универсализм, владеющий всеми жанрами литературы, всё это свойственно чешскому публицисту. Я благодарен Карелу Чапеку за журналистский урок, который он мне преподал.

Сергей Петров Удмуртия, пос. Ува

P. S. Остаются считанные часы до отправки моей конкурсной работы. Я не успею всё написать о журнализме Чапека. Упомяну о романе Гашека. Это один из десяти романов которые я взял бы на необитаемый остров. Что нас сближает со Швейком? То, что мы оба косили от армии в психушке. Ситуация в психушках в начале 20-го века ненамного отличается от нынешней. Правда, методы, которыми переламывали косарей в Австро – Венгрии были жесточайшими, в результате чего уклонисты просто вынуждены были отказываться от своей затеи. Ну и что, что сократили срок службы в России до одного года. Дел по линии военкомата у психиатров всё равно больше, чем у других специалистов. Так что ситуация какой была, такой и осталась. Но нам со Швейком не хватило актёрских данных, чтобы избежать призывного ярма.

Тронуло меня сочувственное отношение к дезертирам. Народ делал им схроны, прятал от жандармов. И когда Швейка приняли за дезертира, в первую очередь его направили в один из этих схронов. В России до недавнего времени отношение к дезертирам было: ату их. Но положение выправляется, их правовой статус довольно высокий.